Европейцы угодили в собственную газовую ловушку

Если бы европейцы сохранили нефтяную индексацию, то сейчас они бы платили $300 и даже меньше за тысячу кубометров газа. Но такова плата за либерализацию рынка. Она делает возможными ценовые шоки, и переплата в этом году отчасти сбалансирует экономию прошлого года, когда цены в хабах порой падали до уровня внутрироссийских. Сегодня, когда цены на газ в Европе превышают $1000 за тысячу кубометров, а европейские производители удобрений и стали останавливают заводы и снижают экспорт из-за слишком высоких издержек, возникают резонные вопросы. Какие причины привели к этому кризису? И как можно исправить ситуацию для Европы? Конечно, в нынешнем взлёте цен на газ хватает конъюнктурных факторов. Это и растущий спрос в Китае, и пустые газохранилища в Европе, и засуха в Бразилии, остановившая гидроэлектростанции, которые приходится заменять газовой генерацией. Но не менее важны фундаментальные причины. Нынешняя турбулентность газового рынка — это во многом и заслуга, и беда самой Европы. Заслуга — потому что за последние 15 лет европейцы сами выстроили такую модель ценообразования, которая обеспечивает низкие цены, когда спрос на газ низкий, как это было, например, в прошлом году из-за коронавируса. Беда — потому что та же самая модель приводит к тому, что цены на газ взлетают, когда спрос оказывается высоким. Исторически Европа выстраивала и собственную газовую промышленность, и газовый импорт из СССР, Норвегии и Северной Африки по гронингенской модели. Название идёт от знаменитого месторождения Гронинген в Нидерландах, родоначальника европейской газовой промышленности в далёком 1963 году. Эта модель справедливо предполагала, что производителям газа нужны какие-то гарантии окупаемости после того, как они привлекли многомиллиардные инвестиции в разработку месторождений и строительство газопроводов. Поэтому в отрасли родилась система долгосрочных 20-30-летних контрактов, гарантировавших сбыт продукции на десятилетия вперёд. Для этих крупных контрактов был необходим понятный механизм ценообразования. Им стала цена нефти или корзины нефтепродуктов, к которой с определённым коэффициентом привязывали стоимость кубометра газа с учетом теплотворности энергоносителей. Тогда в этом был не только коммерческий, но и технологический смысл — в Европе ещё активно использовали электрогенерацию на мазуте и дизельном топливе, которую постепенно замещали угольной и газовой только после нефтяного кризиса 1970-х. Кроме того, в газовой отрасли всегда широко применяли международную кооперацию, когда страны — владельцы ресурсов привлекали зарубежные средства для их добычи и транспортировки. Например, СССР в 1970-х заключил со странами соцлагеря Оренбургские соглашения (для разработки оренбургского газа и строительства газопровода Оренбург — западная граница), а в конце 1980-х — Ямбургские (для поставок из Ямбургского месторождения по газопроводу Ямбург — западная граница). Советская сторона получала от Восточной Европы специалистов, технологии и материалы в обмен на газ. В 1970-1980-х годах аналогичная серия соглашений с ФРГ открыла широкую дорогу советскому газу в Западную Европу. То есть в газовой промышленности традиционной была очень глубокая интеграция интересов поставщиков и покупателей, а не простая продажа газа на рынке в моменте. В результате такой коммерческой сцепки европейские компании получили гарантированные объёмы газа из Сибири, австрийские и немецкие компании приступили к добыче газа под Новым Уренгоем, а «Газпром» стал партнёром во внутриевропейских системах газопроводов и вышел на конечный рынок Европы через своих трейдеров. Похожая система сотрудничества сложилась не только по газовой оси Восток — Запад, но и для реализации крупных газопроводных и СПГ-проектов в других регионах мира. В большинстве случаев крупный инфраструктурный проект по-прежнему требует многостороннего участия и гарантий сбыта в форме долгосрочных соглашений. О растущей зависимости от советского газа страны Европы предупреждала еще администрация Рейгана в 1980-х. Когда в 2008 году нефтяные цены выросли до рекордных $140 за баррель, подняв стоимость российского газа до $500 за тысячу кубометров, Европа перешла к конкретным действиям. Во-первых, уже с начала 2000-х там стала активно развиваться биржевая торговля газом (в Великобритании её запустили ещё в середине 1990-х). В первые годы газа таким образом продавалось немного, а потому цены на споте в основном были ниже, чем по долгосрочным контрактам. Из-за этого начиная с 2009 года «Газпром» столкнулся с волной арбитражных разбирательств со своими клиентами — в основном по изменению формулы цены в пользу большой роли газовых биржевых, а не нефтяных цен. Также покупатели пытались снизить норму «Бери или плати» (когда клиент не может без штрафов снизить импорт ниже 70-80% от контрактных объёмов). В итоге за следующие десять лет европейцам удалось в значительной степени удалить нефтяную привязку из российских газовых контрактов. Если в 2010 году только в 10-15 процентах контрактов «Газпрома» была некоторая спотовая составляющая, то в конце 2020 года таких контрактов было уже 87%. Другой поворотной точкой стал принятый в 2009 году и впоследствии неоднократно модифицированный Третий энергопакет ЕС. Он разделил производителей газа, операторов газопроводов и конечных дистрибьюторов. «Газпром» потерял возможность быть собственником европейских газопроводов, создавая интегрированную цепочку поставок от месторождений в Сибири до домашней газовой колонки, например, в Берлине. Из-за нового законодательства России пришлось отказаться от проекта газопровода «Южный поток», получить проблемы с загрузкой газопровода OPAL (продолжение «Северного потока» в Германии), а теперь — и «Северного потока — 2». Наконец, последним направлением давления на «Газпром» стали его долгосрочные контракты. Шестилетнее антимонопольное расследование Еврокомиссии вместе с общими тенденциями на рынке вынудили «Газпром» убрать из своих контрактов запрет на реэкспорт газа в третьи страны (хотя такие положения до сих пор действуют во многих СПГ-контрактах по всему миру). Также концерн предоставил покупателям больше возможностей для пересмотра контрактов и начал активно развивать спотовую торговлю газом из России. Однако даже новые, гораздо более либеральные контракты «Газпрома» далеко не всегда встречают в Европе одобрение. Например, Польша официально взяла курс на отказ от нового долгосрочного контракта с Россией, а это 10 млрд кубометров в год, или 5% максимально возможного сейчас российского газового экспорта по трубам в Европу. Все эти годы «Газпром» не всегда слепо следовал менявшемуся европейскому подходу. Были и газовые кризисы с ближайшими соседями, и кризисы недопоставок (например, в 2014-2015 годах, когда концерн безуспешно боролся с реверсом газа на Украину, снижая поставки европейским клиентам). На рубеже 2000-х и 2010-х цены на газ для стран Восточной Европы и Западной могли отличаться на десятки процентов, что и привело к антимонопольному расследованию. Когда Третий энергопакет стал угрожать инвестициям «Газпрома» в европейскую газотранспортную инфраструктуру, концерн с разной степенью успеха пытался оспорить эти решения через суды разных инстанций. А когда речь шла о контрактах — последовательно отстаивал свою контрактную модель с клиентами в коммерческих арбитражах. На этом фоне «Газпром» активно продвигал тезис, что располагает огромным профицитом мощностей над фактическим спросом. В середине 2010-х это было 200 млрд кубометров, а сегодня, по словам главы «Газпрома» Алексея Миллера, — около 150 млрд кубометров. Это очень много — больше, чем вся годовая добыча Норвегии (поставщик газа №2 на европейский рынок) или Австралии (поставщик №1 СПГ на мировые рынки). Таким образом, «Газпром» способен в одиночку вытащить Европу из любого энергетического кризиса. Однако «способен» не равняется «должен». Например, Норвегия в своих спотовых контрактах использует опцион продавца — то есть может без каких-либо санкций не поставлять газ в случае, например, неподходящей ценовой конъюнктуры. Также и «Газпром» юридически не обязан выставлять на рынок свои спотовые объёмы (то есть всё, что выше долгосрочных контрактов) вообще без объяснений. Так уж устроена либерализация рынка, которую Европа усиленно проводила все эти годы. То же самое с транспортными мощностями. Сейчас российский концерн обходит ограничения на использование половины немецкого газопровода OPAL. А мог бы сослаться на европейское регулирование и не обходить, создав тем самым ещё больший дефицит и ажиотаж на рынке. Если похожий газовый кризис повторится в будущем, когда будут заблокированы 50% мощностей «Северного потока — 2», то юридически «Газпром» имеет полное право развести руками, не наращивать поставки по альтернативным газопроводам и предложить Европе спасать себя самостоятельно. Парадоксальным образом Европа оказалась заложником собственной энергетической политики — в спокойные периоды она ограничивала и реформировала взаимодействие с «Газпромом», а в момент кризиса призывает его наращивать поставки. По материалам: <a href="https://inosmi.ru/economic/20211003/250620770.html">https://inosmi.ru/economic/20211003/250620770.html</a>

• Category: News
• Duration: 09:52
• Date:  3 years ago
• Tags:   газовый кризис, газпром, цены на газ, северный поток 2, энергетика, евросоюз, газопровод, биржа